До конца октября в Центре фотографии имени братьев Люмьер в Москве проходит выставка работ Джока Стёрджеса, чьи снимки обнаженных девушек в 90-х привлекли внимание ФБР и протестантских общин. Фотограф рассказал Bird In Flight, чему его научил феминизм, зачем ему крупноформатная камера и какую роль религиозные общины играют в жизни Америки.
Джок Стёрджес 69 лет
Американский фотограф. Снимает обнаженных моделей на нудистских пляжах Калифорнии, Франции и Ирландии. Изучал педагогическую психологию и фотографию в колледже Мальборо в Вермонте, получил степень магистра искусств в Институте изящных искусств Сан-Франциско. Во второй половине 1990-х годов лидер Евангельской церкви Рэндалл Терри стал призывать к уничтожению фотоальбомов Джока Стёрджеса, Дэвида Гамильтона и Салли Манн, считая, что они оскорбляют чувства верующих. Против фотографа в Штатах было возбуждено несколько уголовных дел, которые впоследствии были закрыты. Сайт facebook
Голые и счастливые
Когда вы начали снимать ню?
Я рос в сугубо мужских коллективах: восемь лет кряду посещал школу для мальчиков и выезжал в летний лагерь для мальчиков, после чего отправился служить во флот, где меня тоже окружали одни мужчины. Даже в семье у меня было четверо братьев и ни одной сестры. И вот когда я отслужил во флоте и поступил в небольшой колледж в Вермонте, то оказался в компании молодых девушек, так как наша группа была смешанной. Неожиданно для себя я обнаружил, что девушки довольно интересные собеседники, особенно если избегать нескольких тем: спорт, машины и дамские вещицы. В колледже я и сделал первые снимки своих одноклассниц. В них читалась страсть молодого человека. Но вскоре я забросил ню лет на десять благодаря семинару по феминизму, который перевернул мои взгляды на фотографию обнаженной натуры.
Я забросил ню лет на десять благодаря семинару по феминизму, который перевернул мои взгляды на фотографию обнаженной натуры.
Почему забросили?
Я понял, что рассказы о том, как мужчину снедает желание, не интересны миру. Где-то через десять лет после того семинара я заехал к брату в Северную Каролину. Его дом располагался высоко горах, в очень тихом, уединенном месте. В нескольких километрах от которого находилась хипповская коммуна, которую мы и решили посетить. Это было в январе, на улице было прохладно, дорога плутала. Когда мы наконец добрались до места, я увидел толпу хиппи, которые стояли на обочине дороги и грелись в импровизированной парной — от лежавших на камнях веток шел пар. Удивительно было то, что они, казалось, не замечают своей наготы. Меня это так поразило, что я сфотографировал их, а потом еще девочку лет восьми-десяти, которая сидела на пороге дома и грелась в солнечных лучах. Эти снимки перевернули мою жизнь. Я вдруг увидел на них то, что решил снимать дальше: людей, которые не стесняются своего тела и чувствуют себя счастливыми независимо от того, есть ли на них одежда или нет. Вообще, в фотографии очень сложно найти свою тему. Но в какой-то момент ты просто на нее выходишь: делаешь фотографию, которая тебя цепляет, и понимаешь, куда идти. Так я оказался во Франции, в хипповских коммунах, где люди пытались вернуться к естественности и природе. Я не пытался снять как можно больше людей, а ограничился несколькими семьями, с которыми работал по много лет. Мы стали одной семьей. Мои фотографии рассказывают о наших семейных отношениях, о нашей любви друг к другу.
Как вы отбирали тех, с кем будете работать?
Я никого специально не отбирал, все складывалось само собой. С кем-то мы были соседями, кто-то был знакомым моих друзей, кого-то посоветовали. Фанни — моя главная модель — была моей приемной дочерью. Перед тем как покончить жизнь самоубийством, ее мать написала мне записку с просьбой взять девочку на воспитание. Первое время девочка не слезала у меня с коленей и постоянно требовала внимания к себе, я не мог отставить ее в сторону и начать снимать. Но когда ей исполнилось пять лет, она сама спросила: а почему у нее нет фотографий? Тогда я начал ее фотографировать и вот уже около 30 лет снимаю.
Фототерапия
Что вам интереснее всего в работе с моделью?
Интереснее всего наблюдать, как меняется женщина, кем она сегодня стала. Еще интересно заниматься психотерапией. Снимки могут навредить модели, могут никак на нее не повлиять, а могут ей помочь. Я всегда стараюсь использовать последнее свойство: говорить модели, как она прекрасна, как я ей восхищаюсь, какое удовольствие работать с ней. К каждому замку можно подобрать ключ, а к каждому человеку можно найти подход, и когда этот подход найден, глаза модели начинают светиться. Кстати, подруга моей жены, антрополог, как-то решила посмотреть на эту проблему с другой стороны и попыталась найти ответ на вопрос: что находят интересного в съемке мои модели и что их объединяет. Провела опрос и выяснила: им нравилось то, что я принимал их такими, какие они есть, не заставлял позировать и улыбаться на камеру.
То есть никакой постановки не было вообще?
Нет. Коллеги из фэшн-индустрии говорят, что мои работы очень разные. Такого разнообразия сюжетов я добиваюсь тем, что не моделирую ситуации. Это не профессиональные уловки, все гораздо проще, чем они думают: я просто ни во что не вмешиваюсь и ничего не делаю.
Я просто ни во что не вмешиваюсь и ничего не делаю.
Почему вы выбрали черно-белой цвет?
Снэпшот (мгновенный снимок) — это копия реальности, а арт-фотография — во многом воплощение идеи художника. Цветные фотографии так привязаны к реальности, что снимку сложно оторваться от нее, превратиться в художественное обобщение. Черно-белая стилистика гораздо более условна, ее легко представить как собирательный образ. Арт-фотографу работать в цвете тяжело, поэтому чаще всего я работаю в черно-белом формате.
Но вы снимаете некоторые серии в цвете?
Я не снимаю серии в цвете, но иногда комбинирую цветные и черно-белые изображения в серии. Цвет для меня — это вызов, я люблю бросать вызовы судьбе. Кроме того, с помощью цвета я расширяю границы своих возможностей. Но моя первая и последняя любовь — это черно-белая фотография.
А почему вы выбрали крупноформатную камеру?
Она помогает мне улавливать тончайшие оттенки настроения. Заставляет тщательнее работать на кадром, с ней каждый снимок обходится мне не так дешево. Кроме того, эта камера производит неизгладимое впечатление на моделей: они чувствуют себя героинями фильма, за которыми следит режиссер.
Моя первая и последняя любовь — это черно-белая фотография.
Культурный код
Мартин Парр говорил, что по людям на пляже можно многое узнать о национальной культуре страны. А по нудистам можно узнать что-то об их национальной культуре?
Мартин Парр прав. Англичанина можно узнать издалека: он обязательно в носках и с обгоревшей спиной. Голландцы с загаром бронзового оттенка, французы всегда выглядят отлично, потому что это французы. Ну а нудисты и хиппи — они везде нудисты и хиппи, сбросили одежду и пошли купаться как ни в чем не бывало. Все они избавлены от чувства стыда. Если говорить о моделях, то они все настолько разные, что я не могу сделать какие-то обобщения.
Он заявлял, что, снимая обнаженных подростков, мы оскорбляем чувства верующих.
Что так возмутило общественность в ваших фотографиях в 90-х? Из-за чего тогда возник конфликт?
Конфликт возник из-за денег. За этим конфликтом стоял конкретный человек из Евангельской церкви, противник абортов Рэндалл Терри. Он выступал на радио и телевидении, называя врачей служителями дьявола. Его сторонники были замешаны в нескольких убийствах медицинских работников. Против Рэндалла выступила феминистская организация, обвинив его в преступном сговоре с целью получения наживы. Дело оказалось для Рэндалла проигрышным, но он откупился, отдал феминистам что у него было. А сразу после этой истории он начал кампанию на радио и телевидении против трех фотографов: Салли Манн, Дэвида Гамильтона и меня. Он заявлял, что, снимая обнаженных подростков, мы оскорбляем чувства верующих. Полгода спустя мне пришлось платить адвокатам, чтобы защищаться сразу в нескольких штатах. К счастью, все дела были прекращены из-за отсутствия состава преступления. Смысл же этой кампании был не в борьбе с эротической фотографией, а в том, чтобы поправить финансовые дела Рэндалла: под видом борьбы он собирал деньги для своего нового фонда. Но неудачи в суде заставили его сменить направление деятельности.
А сейчас протестантские общины не возмущаются вашими снимками?
Нет, не возмущаются, они просто игнорируют мои выставки. Проблема не в этом, а в том, что религиозные общины начинают играть серьезную роль в политической жизни Америки и радикально настроенные христиане становятся не менее опасны, чем Исламское государство на [Ближнем] Востоке. Их деятельность связана не с проповедью христианских ценностей, а с насилием.