Станислав Кучер, журналист
Для начала неплохо бы определиться с терминами. Что такое «журналистское сообщество»? Что понимать под словосочетанием «бедственное положение»? А под глаголом «рефлексирует»?
В 2004-м году, за несколько месяцев до того, как после критики действий спецслужб во время трагедии в Беслане я был отстранен от федерального телеэфира, ко мне подошел стажер, чье профессиональное мировоззрение успело сформироваться за первые годы становления путинской вертикали. Ему поручили сделать сюжет о споре каких-то хозяйствующих субъектов, и он обратился ко мне с просьбой: «Проинструктируйте меня по поводу позиции канала!»
— В смысле? – поинтересовался я.
— Ну как… Чью сторону в конфликте поддерживает руководство телекомпании? Я же должен понимать.
— Зачем? Опросите все стороны конфликта, разберитесь сами и сделайте сюжет.
— Но ведь это же непрофессионально?! – искренне возмутился паренек.
Так вот, так называемое журналистское сообщество в России еще тогда разделилось на две категории: тех, кто считает непрофессиональным собирать, анализировать и преподносить аудитории информацию без инструкции о позиции начальства, и тех, кто непрофессиональным считает именно такой подход. Проще говоря, на тех, кто зарабатывает на журналистике как на «второй древнейшей профессии» и полагает клиентом начальство (Кремль, главреда, олигарха), и тех, кто работает на общество.
Первые, насколько я понимаю, если и печалятся о «бедственном положении» своего ремесла, то потому лишь, что из-за кризиса, санкций и падения курса рубля зарабатывать в медиа стало сложнее, чем в «жирные нулевые». В остальном же, обложившись кредитами и уверовав в кремлевскую мифологию («суверенная демократия», «Россия в кольце врагов», «а иначе тут и быть не может»), они чувствуют себя вполне комфортно. Исключения, разумеется, есть. Чаще всего это особи тонкой душевной организации, в головах которых годами звучит рефрен «Он знал, что вертится Земля, но у него была семья». Рефлексировать без заметных последствий для трудовых будней им помогают алкоголь, транквилизаторы и, кому повезло, поддержка той самой семьи. Случаются, конечно, драмы, связанные с алкоголизмом, неврозами и преждевременной импотенцией – но в последние годы, по моим наблюдениям, такие рецидивы совсем редки. Кто сломался, сломался еще лет пять назад. Остальные отрастили толстую кожу, а потому выжили.
В декабре 2011-го мое радиообращение к «коллегам» под названием «Выбросьте все свои ТЭФИ!» собрало только на сайте Ъ-fm больше 200-т тысяч лайков и привело к тому, что из госсми уволились десятки рефлексировавших профессионалов. Те, кто остались или пришли туда потом осознанно, давно перестали переживать.
Как перестали тратить энергию на бесполезную рефлексию и большинство тех, кто остался верен себе и профессии. Выбор сделан, эти люди понимают, что в государственных СМИ им ничего не светит, на огромные гонорары давно не рассчитывают и практикуют настоящую журналистику в СМИ нового поколения, прежде всего в интернете. Те, кто помоложе и поздоровее, надеются дожить до смены политического пейзажа и, если позволяет положение, делают все, чтобы сию перспективу приблизить. Те, кто постарше, мечтают ровно о том же либо находят утешение в том, что им не пришлось идти на сделку с совестью. Ну и, разумеется, есть целая категория журналистов, кто сумел найти себя в специализации на не завязанных напрямую на политике материях типа спорта, культуры, психологии, да чего угодно вплоть до проблем ухода за морскими свинками. Идеальный пример прекрасного журналиста, сумевшего сохранить себя в профессии в дремучие застойные и даже новые времена – легенда «Комсомолки», соведущий «В мире животных» Василий Михайлович Песков. Рефлексировал он о «бедственном положении журналистики» в советскую эпоху? Наверное. Но это не мешало ему радовать действительно замечательными материалами миллионы читателей.
«Каждый выбирает для себя – женщину, религию, дорогу, дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя». Поэт Левитанский был прав: главное – выбрать и жить согласно своему выбору. И тогда ни принадлежность сообществу, ни рефлексия, ни бедственное положение профессии не помешают делать свое дело и быть в ладах с самим собой. А это, как известно, дороже любых гонораров и «профессиональных» премий.
Алексей Александров, журналист
Скажу за себя: да, рефлексирует.
Но нужно сразу оговориться: в России существует два журналистских сообщества. Вернее, по моему ЛИЧНОМУ мнению, одно из них является именно журналистким, а второе — нет. Ко второму я отношу работников государственных или про-государственных СМИ. К первому — СМИ, в которых собственник не пытается влиять на редакционную политику. Таких мало. Газеты: Новая газета, РБК, Ведомости, и частично Ъ. Телеканалы: Дождь и РБК. Радио: Эхо Москвы, Бизнес ФМ, Ъ-ФМ. Интернет: Перечисленное, + частично Газета.ру, а также Медуза и русская служба ВВС, которые, де-факто, российским СМИ не является.
Так вот. Журналисты Дождя или РБК, например, никогда не общаются с журналистами Первого канала или ВГТРК. И уж, упаси господи, не бухают вместе. Все пьянки в российской журналистике состоят только из журналистов СМИ, которые я перечислил в первом абзаце.
Не знаю, как там с пьянками у тех, кто работает на Первом, НТВ или Звезде. Но журналисты СМИ, в которых нет редакционного приказа считать, что «Крымнаш», с корреспондентами федеральных провластных СМИ точно не общаются — от слова совсем.
Теперь собственно про рефлексию. Рефлексия по поводу качества российской журналистики, безусловно, есть.
Во-первых, обидно за то, какие немыслимые журналистские возможности просирают те, кто работают в госсми. Они же каждый день имеют «доступ к телам» — задать важный, острый вопрос может каждый из них. Никто из них этого не делает. А журналисты, готовые такой вопрос задать, работают в тех СМИ, у которых возможности задавать вопросы просто не возникает.
Во-вторых, обидно просто за осквернение слов «журналист» и «журналистика» — в некоторых случаях мне вообще стыдно, что я занимаюсь, формально, той же профессией, в которой работают, например, авторы фильма «Анатомия протеста».
В-третьих, беда журналистики в России, которая ощущается на себе: тут почти негде работать. Я, например, занимаюсь телевидением. Выбрать себе место работы в России я могу из, не соврать бы, целых четырех каналов. Это Дождь, РБК, русская служба ВВС и Матч-ТВ. (Последний вариант возможен, например, если моя любовь к биатлону когда-нибудь перевесит.) На этом выбор заканчивается. У сотрудников гостелеканалов потенциальных работодателей в привычной им системе координат гораздо больше. То же распространяется и на журналистов других форматов: автор из Ведомостей может уйти в Ъ, Газету.ру, Новую газету, или Медузу. И всё.
При том, что в стране сотни газет и телеканалов, найти место, где на страницах или в эфире, например, вслух говорят о Навальном как заметной политической фигуре — практически невозможно.
И все всё прекрасно понимают. В свободных российских медиа о плачевном положении российской журналистики рассуждают и думают часто.
А вот думают ли об этом «журналисты» Первого или НТВ — я не знаю. Интересно было бы у них спросить, считают ли они это положение плачевным.
