Среда, 19 января, 2022

Колечко

Я познакомилась с фотографом Михаилом Ивановичем Савиным благодаря «Огоньку». Мы оба работали в редакции этого некогда очень популярного журнала, правда, в разное время. О Савинове ходили легенды.

Еще бы, – он ведь прошел всю Великую Отечественную от Белоруссии до Берлина, награжден боевыми орденами, отступал и наступал вместе с нашими войсками, и при этом и главным его оружием был фотоаппарат. И ни разу за всю войну Савина пуля не зацепила. Таких, как он, считают счастливчиками, заговоренными. Вот ведь действительно везение. Или Судьба? А, может, сила какая-то нечистая?

1— Не сила, – улыбается Михаил Иванович, – а колечко. Обычное фарфоровое колечко, похожее на те, на которые обычно шторы вешают. Я до сих пор его храню.

Как же оно к вам попало, и почему стало талисманом?

– Давайте для начала некоторые факты проясню. В 1941 году, когда еще война не началась, я работал фотокором в газете Белорусского военного округа «Красноармейская правда». О начале войны мы узнали в 12 часов дня 22 июня, когда по радио выступил Молотов. То памятное воскресенье прошло относительно спокойно, не все сразу осознали какая беда пришла. А в понедельник с раннего утра фашисты уже бомбили наш железнодорожный узел и пригородный военный аэродром в Лошицах.

5610

25 июня нашей редакции приказали покинуть Минск. Мы погрузили весь редакционный архив в полуторку, сами тоже в кузов запрыгнули, и выехали на Московское шоссе, по которому нескончаемой вереницей тянулись беженцы, нагруженные котомками, узлами. Среди них были и актеры МХАТа, приехавшие накануне войны на гастроли в столицу Белоруссии. И на каждом шагу валялась наша разбитая военная техника. Немецкая авиация, чувствуя свое господство, зверствовала, беспрерывно бомбила дорогу и расстреливала из пулеметов беззащитных беженцев.

Нам то и дело приходилось останавливаться, выпрыгивать из машины, чтобы укрыться где-то в канаве или в лесочке. И при этом я не выпускал из рук тяжелый железный ящик, в котором хранилась моя драгоценная фотоаппаратура. Редактор нашей фронтовой газеты, видя, как я маюсь, предложил положить ящик в его «эмку».  Так и поехали дальше: я в полуторке, а аппаратура моя – отдельно, где-то впереди. Ящик был тяжеленный, подпрыгивал и громыхал на каждом ухабе. Шоферу «эмки» этот посторонний грохот порядком надоел, и он выкинул этот «лишний» груз на ходу прямо на обочину. Я на него зла не держу, он ведь не знал чей это багаж и что внутри. В общем, когда остановились на ночлег, выяснилось, что теперь остался я как без рук, только ФЭД и сумка с кассетами.

Мы тогда стояли уже под Смоленском, и я выпросил у редактора разрешения съездить на несколько дней в Москву, чтобы купить необходимые химикалии и запасной фотоаппарат. В Москве пробыл недолго, настроение там – хуже не бывает. Люди бросали свои квартиры, все имущество, чтобы как можно скорее уехать подальше от столицы, к которой на всех парах неслись фашисты.

974

И вот, вернувшись в редакцию с новой аппаратурой, я вдруг нащупал в кармане своей шинели небольшое фарфоровое колечко. Как оно ко мне попало – не могу взять в толк до сих пор. Но почему-то я сразу решил, что это будет мой талисман, он меня от смерти убережет. Наверное, надо было во что-то верить, к чему-то мыслью привязаться.

Чудо даже не в том, что талисман вас не подвел, а в том, что за всю войну вы его не потеряли…

– Я его терял. И не раз. Однажды на передовую я вместе с другими корреспондентами добирался на попутных полуторках. И, видно, в кузове у меня из кармана колечко выскользнуло. Мы пересели в другую машину, а та уехала в сторону. Случайно полез я в карман за папиросами, и обнаружил пропажу. Тут же сник, чувствую, что в последний раз еду на передовую. На душе кошки скребут. Но молчу, ребятам ничего не говорю, а то, думаю, на смех поднимут – колечко фарфоровое потерял… Они, конечно, заметили, что я сам не свой стал, как в воду опущенный, спрашивают, что, мол, случилось, а я отмахиваюсь, отмалчиваюсь.

Вдруг на развилке свернули, и смотрю, впереди из клубов пыли навстречу нам машина появляется – та полуторка, в которой – я был в этом уверен, – колечко свое обронил. Я ее узнал сразу, у нее кабина была приметная, белой краской измазана. Я выскочил на дорогу, встал на пути, и когда шофер затормозил, сразу прыгнул в кузов. И под лавкой мое колечко нащупал. Тут отлегло у меня от сердца, будто бальзам пролили. Вернулся я к своим ребятам, снова веселый, разговариваю, шучу, как ни в чем не бывало, почувствовал, что жизнь моя не оборвется. А про талисман опять ни слова. Они смотрят и опять причины моей перемены не понимают. И уже смело я шел под пулеметными очередями, фотографировал наших бойцов в атаке, в окопах.

3118

В другой раз, находясь на передовой, жил я в землянке, от которой шли в разные стороны несколько траншей и окопы. Когда началась очень мощная и длительная перестрелка, я, улучив момент, выпрыгнул из окопа, унося ноги подальше от этого ада. В лесочке остановился, прижался к стволу какого-то деревца, и замер от того, что в кармане шинели не нащупал своего колечка. Я почувствовал, что не иначе, как в землянке оно осталось. А пули свистят вокруг… Казалось, никакая сила здравого рассудка не заставит вернуться назад. Но я-то понимал, что без талисмана все равно не жить. И пополз по-пластунски назад к землянке. Посмотрел везде – нет колечка, и вдруг обратил внимание, что пол чистый. Спросил у дежурного бойца: «Подметал?» – «Так точно, – говорит он, – Делал приборку. Мусор за бруствер вынес». Я разгреб мусор и в земле нашел свое заветное колечко. И после этого случая хранил талисман на груди в кармане гимнастерки, приколотый булавкой. И каждый раз, попадая под обстрел или бомбежку, крепко прижимал его к сердцу…

Можно к этому относиться по-разному, но я верил, что именно талисман меня на войне уберег.

Ольга Лунькова

One thought on “Колечко

Comments are closed.