Французский фотограф русского происхождения Андрей Берг произвел несколько эпатажных революций в образной тематике фотографии второй половины ХХ века, при этом не изменяя канонам высокой эстетики. Он начинал с самообразования и со съемок джазовых музыкантов и актеров – легендарных Дюка Эллингтона, Эдди Митчелла, Жоржа Брассенса, Жака Бреля, и раскрылся как фотограф моды и открыватель фотографии естественного света. Вместе со знаменитым архитектором Руди Риччотти, Андрей Берг построил первую фотостудию дневного света на Лазурном берегу и участвовал в арт-проектах американского художника Роберта Раушенберга. Знаменитый фотограф дал интервью RDH.ruв своей студии в Париже.
— Это правда, что вы бросили школу?
— Да, мне было пятнадцать или шестнадцать лет.
— То есть, и позже вы не учились ни в какой школе искусств?
— Нет, но я очень рано начал работать, и мой начальник постоянно посылал меня в библиотеку, в музеи. Так я и учился.
— Свою деятельность в фотографии вы начали именно с джазовых съемок? Почему?
— Я очень любил джаз, и у меня были друзья-музыканты. В Париже тогда работал очень известный джаз-клуб, и я фотографировал там, а потом старался продавать эти фотографии. Однажды их увидели в JazzMagazine и очень заинтересовались. И предложили на них работать. У меня совсем не было связей, но когда я начинал работать, все было гораздо проще, чем сейчас. Можно сказать, что мне повезло, я ведь тогда еще ничего не понимал в фотографии. Я начал просто потому, что мне казалось, что это проще, чем снимать кино или что-то в этом духе.
— То есть, это было спонтанное решение?
— Абсолютно. Мои первые фотографии – это настоящая катастрофа.
— А вы рисовали до этого?
— Нет, сразу начал фотографировать. Я ведь и школу бросил, потому что встретил женщину, которая сказала мне, что я только зря время трачу в школе – лучше попытаться заняться кино или фотографией, это гораздо интереснее.
— А кто такой Режис Панье?
— Это был один из самых знаменитых журнальных арт-директоров во Франции. Например, он полностью изменил журнал Elle; и американская, и русская версия – его рук дело. Он жил в Нью-Йорке.
— То есть, это он отправлял вас в библиотеку? А историю фотографии он вас изучать заставлял?
— Разумеется. В Париже была знаменитая библиотека, где было очень много книг по фотографии, и каждый день он настаивал, чтобы я ходил туда. Когда я начал работать, мне нужно было всякий раз объяснять ему, почему я сделал именно такую фотографию. А это ведь очень сложно, когда вы снимаете инстинктивно. Помню эти собрания: он, арт-директор, показывает на фотографии на стене, а ты должен объяснить, почему их сделал именно так.
— Джазовых музыкантов вы снимали как раз с ним?
— С ним мы снимали всех. Сначала джазовых музыкантов, потом французских поп-певцов, потом моду.
— Скажите, а немецкий и английский вы тоже знали с детства?
— Нет, но я его постоянно слышал, потому что моя бабушка говорила по-немецки. Её поколение в детстве учили не русскому, а английскому, немецкому, французскому.
— А почему вы уехали в Германию?
— В тот момент мне надоела Франция, я не знал, что еще я могу там сделать. Моя жена была моделью и много снималась в Германии, а во Франции как раз в тот момент было довольно тяжело с деньгами, так почему бы не уехать на год-два поработать? Это было очень интересно, потому что там, в Германии, не было почти ничего – журналы, которые существовали, были весьма второсортными. И было что-то увлекательное в том, чтобы приехать в развивающуюся страну и попытаться сделать что-то творческое.
— Немецкий вкус довольно сложно изменить, вам не кажется?
— Это действительно так, но в то время как раз было периодом перемен. Из Америки приезжали мастера модной индустрии, например. Ну и, разумеется, в тот момент в Германии были деньги, которых не было во Франции.
— А когда вы работали с Панье, у вас сформировались какие-то особые принципы фотографии? Он требовал реализовать какие-то композиции?
— Он требовал хорошее качество фотографий. Чтобы сразу в глаза бросалось, какой-то шок. Было две школы в то время – Питера Кнаппа, швейцарская школа, и Режиса Панье, американская.
— У вас сохранились работы того периода?
— Очень мало. Я не люблю оглядываться на прошлое. Некоторые фотографы любят, а я — наоборот.
— Школа Панье была свободной в плане композиции? Вы работали в свободном стиле?
— Да, но потом нужно было объяснять.
— А Кнапп – это была статичная школа?
— Да, и очень графическая. Чистая.
— Что нового принесло ваше творчество в Германии?
— Для меня – ничего, это я им принес новый взгляд. Они были очень статичные, я заставил женщин на съемках двигаться, бегать. Мы с другими фотографами постарались это изменить.
— Вы ведь еще издали книгу по фотоискусству?
— Своеобразный каталог. Это как раз был период поп-певцов, фотография совершенно изменилась в то время.
— Американская школа фотографии оказала на вас большое влияние?
— Определенно.
— Вы много общались с художниками?
— Да, с художниками моего возраста, создателями школы французского поп-арта. Это был новый взгляд на реальность.
— Группа «Нарративное изображение» — это они?
— Да, представители нового движения. К сожалению, они не имели такого успеха, как их американские коллеги во всем мире.
— Как вы познакомились с Робертом Раушенбергом?
— Я был приглашен в специальное место, где жили только художники. А Раушенберг в то время делал там выставку предметов, привезенных им из Израиля. Там мы и встретились, а потом он уехал в пустыню, искать объекты, оставшиеся после войны, и я тоже поехал снимать на Синае. Мы столкнулись в ресторане и сразу нашли общий язык, хотя я очень плохо говорил по-английски, а он совсем не говорил по-французски. С ним была группа в человек десять. Сумасшедший был день. Это одни из самых чудесных воспоминаний в моей жизни.
— А он жил в Америке?
— Да, океан пересекал только ради музея. Да и то это был скандал – люди не понимали еще такого искусства.
— Вы долго работали с ним в Израиле?
— Нет, я там был дней восемь-десять.
— А фотографии остались?
— Несколько точно осталось.
— Вы еще занималась рельефной цветной фотографией? Что это такое?
— Один профессор придумал эту систему, мне, честно говоря, не очень нравилось. Очень сложная система с двумя аппаратами. Но проблема в том, что в то время у меня были проблемы со зрением – я просто не видел рельефа. Потом была выставка получившихся работ, которые было необходимо смотреть в специальных очках.
— Он был первый, кто предложил такую съемку?
— Кажется, да. Потом уже все начали так снимать, но до него не было никого.
— А как вы перешли на цифровую фотографию?
— Как только эта технология появилась, я сразу пошел учиться в соответствующую школу. Цифровая фотография с самого начала меня очень заинтересовала. Качество таких снимков было пока еще хуже, чем у пленочной фотографии, но я знал, что в итоге будет что-то интересное.
— Активно путешествовать по всему миру вы начали только в восьмидесятые?
— Да. Путешествовал я и раньше, но не так активно. А в девяностых основал студию на юге Франции с архитектором Руди Риччотти (Rudy Ricciotti), который сейчас весьма известен, он еще построил музей MuCEM в Марселе. Практически все стены студии были из стекла – очень много дневного света. У этого архитектора был ужасный характер, но невероятный талант. Наверное, ни с кем я так много не ссорился, как с ним. Эта студия на тот момент была уникальным местом для дневных съемок и туда съезжались фотографы со всей Европы.
— Чем вы занимались после девяностых?
— Преимущественно коммерческой фотографией. Это совсем не так интересно, но зарабатывать на жизнь было надо. Думаю, именно за этой работы мне потом перестало хотеться снимать совсем. Чувствовал себя машиной. И чем больше зарабатывал, тем больше платил налогов.
— А вы не думали перебраться в Бельгию, чтобы платить меньше?
— Нет, у меня на это уже не было сил.
— А отдыхать вы успевали, ездить в отпуск?
— Почти нет.
— Коллекцию «Истерическая ипохондрия» вы сняли после этого периода?
— Да. Тогда я как раз сидел перед компьютером и испытывал эту самую ипохондрию.
— А чем вы занимаетесь сейчас?
— У меня много неиспользованных фотографий, и я пытаюсь сделать что-то новое с ними.
— Вы планируете новую выставку?
— Это очень от многого зависит. Нужно найти энергию заново.
— Когда была ваша последняя выставка?
— Давно. Это была ретроспективная выставка, лет десять назад. А одна из самых интересных – это выставка, которая проходила в Париже, выставка травести. Тогда еще никто не снимал трансвеститов, так что выставка, да еще в центре города, была настоящим шоком. Её посетило две тысячи человек, наверное, в том числе очень известные люди. Эту выставку ставили и в Милане, там это было проще.
Источник: rdh
